Боевые действия в условиях городской застройки на Ближнем востоке: сражения за Мосул и военные действия в Сирии

Война – это политическое и социальное явление, и оно менялось на протяжении всей истории, поэтому неудивительно, что сегодня мы являемся свидетелями нескольких изменений в различных аспектах вооруженных конфликтов. Безусловно, это верно, если мы посмотрим на действующих лиц: хотя иррегулярные вооруженные формирования всегда существовали и всегда воевали против государств, следует также отметить, что в сегодняшнем стратегическом контексте их численность и оперативные возможности значительно возросли, что сводит на нет некоторые преимущества, которыми ранее перед ними обладали регулярные армии. Еще одним элементом, претерпевающим глубокие изменения в современной войне, является технология. Растущее присутствие беспилотных летательных аппаратов – как военного, так и гражданского назначения, используемых множеством действующих лиц, как регулярных, так и иррегулярных, для проведения различных операций, от разведки до ударов в глубине боевых порядков (оперативного построения), – лишь один из нескольких примеров этого тренда. Другой аспект касается поля боя: с появлением различных акторов и технологий оно действительно трансформируется, но также на протяжении нескольких десятилетий наблюдается растущая урбанизация конфликтов, и именно этому аспекту посвящена настоящая публикация.

В таблице 1 показано влияние подобного рода боевых действий (в условиях городской застройки) на сегодняшний день, что подтверждает процесс урбанизации, который также апробируется в ходе текущих вооруженных конфликтов. На Украине произошло несколько сражений за города - в Мариуполе, Бахмуте и, хотя и с другой точки зрения, также наступление российских войск на Киев на начальном этапе конфликта в феврале 2022 года. Вторым примером является то, что происходит в секторе Газа, где в ответ на нападение ХАМАС 7 октября 2023 года израильская армия не только ввела полномасштабную осаду сектора Газа, и тема осады сейчас занимает центральное место в понимании современной городской войны, но провела с конца октября серию операций с проникновением в этот урбанизированный анклав, контролируемый палестинцами, в результате чего была осаде был подвергнут и непосредственно город Газа. Поэтому необходимо провести углубленное исследование причин урбанизации конфликтов, чтобы лучше понять такого рода боевые действия, независимо от того, является ли этот тренд лишь временным явлением или, напротив, является чем-то более укоренившимся и устойчивым для будущих сценариев вооруженных конфликтов.

Первое возможное объяснение урбанизации вооруженных конфликтов заключается в том, что современная демография привела к существенным изменениям в распределении населения. Фактически, сегодня, впервые в истории, городское население превышает численность сельского населения[i]. Более того, это увеличение числа городских жителей происходит главным образом в развивающихся странах и, следовательно, в городах с немногочисленными и плохо функционирующими службами, где легко могут возникнуть столкновения из-за ресурсов или улучшения условий жизни, что может привести к конфликтам более широкого масштаба. Однако при всей убедительности подобных объяснений они не являются ни достаточными, ни удовлетворительными. Килкуллен, например, упоминает быстрый рост населения и ускоряющуюся урбанизацию в более широком контексте, который включает в себя две другие мегатренды, объясняющие растущую урбанизацию конфликтов.

[i] Данные ООН, «по прогнозам, к 2050 году 68% населения земного шара будет проживать в городах»: https://www.un.org/uk/desa/68-world-population-projected-live-urban-areas-2050-says-un.


Таблица 1. Недавние и наиболее важные сражения в условиях городской застройки.

Первый – это литорализация; термин, который указывает на близость к побережью, но в военном смысле определяет прибрежную зону как «часть суши, которая может быть задействована с использованием систем вооружения морского базирования, плюс прилегающее морское пространство (надводное и подземное), которое может быть задействовано с использованием систем вооружения наземного базирования, и прилегающая территория, окружающее воздушное пространство и киберпространство»[i].

Второй – это связанность; поскольку современное городское население тесно связано с Интернетом, это позволяет: разрозненным группам организовываться и действовать синхронно; группам диаспоры инвестировать в свою страну; развивать различные виды незаконной торговли. Связанность проявила себя в Мосуле, где ИГИЛ (здесь и далее – запрещенная в России международная террористическая организация Исламское государство Ирака и Леванта) смогло координировать разведку беспилотниками с целенаправленными атаками террористов-смертников; да и нападение ХАМАС 7 октября можно считать примером и дальнейшим подтверждением этого аспекта.

Кинг в своем недавнем исследовании, посвященном урбанизации конфликтов[ii], предлагает дополнительное объяснение. Он указывает, что, с исторической точки зрения, существует взаимосвязь между численностью армий и частотой сражений за города. В исторические периоды, когда преобладают крупные армии, количество сражений в городах уменьшается, поскольку фронты становятся больше, и город можно просто окружить и изолировать. Однако в такие исторические периоды, как наш, когда армии малочисленны, они просто не в состоянии окружить город и вынуждены атаковать его целенаправленными действиями. Кроме того, большая армия способна действовать на непрерывном фронте на открытом пространстве, что сложнее для небольшой армии, которая поэтому выстраивает свою оборону с опорой на городскую застройку.

Одним из последствий урбанизации конфликтов, несомненно, является возрастающая роль осадных действий; с момента окончания холодной войны их было проведено около 60[iii]. Конечно, это не означает дежавю эпохи Средневековья, но, скорее, по словам Амоса Фокса[iv], являют собой действия, характеризующиеся изоляцией противника путем окружения населенного пункта с сохранением при этом достаточного огневого воздействия по осажденным, чтобы обеспечить постоянное давление. На самом деле, с современными небольшими армиями настоящая осада была бы невозможна, хотя даже из примеров, которые мы рассмотрим ниже, станет ясно, как планируются и проводятся микроосады с целью изоляции части территории с городской застройкой и достижения максимального военного эффекта[v]. Как пишет Кинг, «внутригородские осады [...] включают в себя локальную блокаду, окружение и прорыв вражеских позиций в пределах самого города. Однако они также включают в себя интенсивные бои на истощение за укрепленные позиции»[vi]. Из этого тезиса следуют два аспекта, которые заслуживают более подробного рассмотрения. С одной стороны, концепции укрепленных районов, локальной блокады и контрваллации (внутреннего кольца укреплений) подчеркивают центральную роль бетонных стен и заграждений в современных городских условиях. Операции США по борьбе с повстанцами в Ираке в 2007 году часто опирались на эти сооружения для отделения мирного населения от боевиков и обеспечения безопасности отдельных районов или коммуникаций. С другой стороны, возникает также тема войны на истощение, которая связана с идеей создания проницаемой осады, при которой точка доступа остается открытой для наблюдения за потоками[vii] в город и из него, для получения разведданных о противнике и для продления конфликта и, таким образом, увеличения военных издержек противника, то есть чем дольше продолжались боевые действия в городе и его осада, тем с большими потерями это было сопряжено. Здесь мы можем видеть, как отчетливо проявляется тема позиционных боев, поскольку, как только противник оказывается зажатым в городе, возникает возможность не для быстрого решения проблемы, а для истощения его сил, которые, таким образом, стягиваются с других участков для сосредоточения в городе. Конечно, не случайно сражение за Мосул длилось около девяти месяцев, после чего последовал относительно скоротечный крах ИГИЛ в течение нескольких недель.

Цель настоящего исследования – проанализировать и сравнить два недавних опыта ведения боевых действий в условиях городской застройки: американский опыт в сражении за Мосул и российский опыт в Сирии, чтобы подчеркнуть трудности и сложности, с которыми приходится сталкиваться на подобном поля боя в стратегическом контексте XXI века. Цель данного текста состоит в том, чтобы с помощью этого сравнительного исследования выделить три основных аспекта проблемы. Во-первых, подчеркнуть центральную роль концепции сражения и истощения, о чем также свидетельствует опыт Украины и Газы. Несмотря на то, что в современных дискуссиях часто доминируют теории о негосударственных акторах и войне с применением высокоточного оружия, реалии недавних военных действий возвращают нас к теме, типичной для всех войн, а именно к изматыванию через истощение. Во-вторых, нижеследующий анализ позволит нам экстраполировать некоторые извлеченные уроки, которые будут обобщены в отдельном разделе, в котором мы выделим элементы тех примеров, которые подтверждают на практике в большей степени теоретические аспекты, упомянутые в этой вводной части. Более того, в контексте извлеченных уроков четко прослеживается роль современных технологий как для регулярных вооруженных сил, так и для иррегулярных формирований. Пример Мосула показателен, с точки зрения того, как осуществлялось управление силами и средствами в воздушном пространстве, но аналогичные выводы можно было бы сделать и в отношении боевых возможностей Израиля в Газе, где он также использует искусственный интеллект. Однако война в городе по-прежнему предусматривает задействование сухопутные войск, пехоты, саперов, танков, бульдозеров, которые являются необходимыми инструментами для успешного ведения боевых действий[viii]. Наконец, в-третьих, всё это даст ответ на вопрос о том, является ли тренд урбанизации военных действий краткосрочным или долгосрочным, поскольку как анализируемый в настоящем исследовании опыт, так и более свежий опыт Украины и сектора Газа, скорее свидетельствуют в пользу этого тренда и предполагают сохранение подобных условий для будущих сценариев вооруженных конфликтов вне зависимости от того, идет ли речь о государственных или негосударственных акторах.

После этой вводной части, посвященной урбанизации военных действий и ее последствиям для вооруженных конфликтов современности, давайте проанализируем две ситуации, связанные с более или менее современными боевыми действиями в условиях городской застройки, но с разными участниками. Сначала мы рассмотрим американский опыт в Ираке и, в частности, сражение за Мосул против ИГИЛ, а затем российский опыт в Сирии. В следующем разделе будут даны некоторые оценки, дабы выявить элементы преемственности и новизны в современных городских условиях. В выводах исследования будут подчеркнуты сходства двух подходов, трудности, присущие городским боям, и выявлены тренды применительно к текущим сценариям. Прежде чем приступить к рассмотрению этих двух кейсов, важно подчеркнуть тот факт, что, хотя в обоих случаях к участию в боевых действиях привлекались американские и российские воинские формирования, основную массу войск и сил на земле составляли местные ополченцы и силы безопасности. Это имело, по крайней мере, два важных последствия, которые мы должны иметь в виду, чтобы лучше понять ход и исход этих сражений за города и сделать надлежащие выводы. Во-первых, американские и российские военные играли, главным образом, вспомогательную роль в военных действиях на земле, которые велись местными силами с более ограниченными возможностями и подготовкой. Во-вторых, военные действия в Ираке и Сирии велись с учетом возможностей местных сухопутных войск. В силу вышесказанного, сухопутные войска США в тактическом плане действовали иначе, нежели иракские войска. Что касается российских войск, то они в тактическом отношении продемонстрировали на Украине известные недостатки, что указывает на ряд проблем в их боевых возможностях.

[i] Kilcullen, Out of the Mountain, 30.
[ii] King, Urban Warfare, Chapter 2.
[iii] Fox, Urban Warfare.
[iv] Fox, The Reemergence of the Siege.
[v] Fox, Urban Warfare.
[vi] King, Urban Warfare.
[vii] Данные свидетельствуют о том, что в ходе сражения за Мосул коалиционная группировка наносила массированные авиационные удары по объектам ИГИЛ, см. Wasser et. al., The Air War Against the Islamic State, table 5.10, 245.
[viii] Kilcullen, How Will the IDF Handle Urban Combat?

Сражение за Мосул

Даже если мы ограничимся только периодом после окончания холодной войны, нельзя не отметить, что Соединенные Штаты имеют большой опыт ведения боевых действий в городах, особенно в Ираке. Действительно, начиная с операции «Свобода Ираку» (Operation Iraqi Freedom) Вашингтон надолго втянулся в военные действия на территории этой страны, что часто вынуждало американских военных вести боевые действия именно в этих условиях – в условиях городской застройки.

Планами операции «Свобода Ираку»[i] предусматривалось быстрое продвижение от ирако-кувейтской границы к столице страны Багдаду. Чтобы сохранить стремительность маневра, были приняты два важных для нас решения: объем материально-технического обеспечения был минимизирован (за счет сокращения численности войск в поле); было принято решение не ввязываться в бои за города на направлении главного удара в интересах поддержания высокого темпа наступления. В этом контексте крупные населенные пункты были блокированы, а их зачистка началась лишь на более позднем этапе; выполнение этой задачи было возложено на воинские формирования, обладающие большей подвижностью, при этом последние были нацелены в большей степени на нанесение ударов по любым очагам сопротивления или пунктам управления в черте города, нежели на его штурм. Примерами таких операций могут служить бои в Эс-Самаве в период с 22 марта по 4 апреля 2003 года и в Эн-Наджафе в период с 25 марта по 4 апреля 2003 года. Проблема контроля территории вышла на передний план в апреле 2003 года; в столице Ирака Багдаде местное население в течение нескольких дней смогло беспрепятственно разграблять правительственные учреждения. В последующие годы американцы участвовали в нескольких сражениях за города разной интенсивности – от двух высокоинтенсивных сражений за Эль-Фаллуджу[ii] до противодиверсионных (контртеррористических) действий главным образом внутри городской застройки[iii]. На протяжении многих лет американские войска участвовали и в других сражениях за малые города, которые были важны, с точки зрения приобретения необходимого опыта ведения боевых действий в подобных условиях. Например, сражение за Самарру в октябре 2004 года или даже более скоротечные, но весьма интенсивные сражения за такие города, как Эль-Мусайиб в июле 2006 года и Эд-Дивания в октябре 2006 года.
Если первое было спланированной военной операцией под кодовым наименованием «Батон-Руж» (Operation Baton Rouge), два других начались внезапно, без предварительного планирования. Как следствие, в сражениях обоих типов вооруженные силы США продемонстрировали как важность хорошей подготовки к ведению боевых действий в сложной и непредвиденной обстановке в условиях городской застройки, так и главенствующую роль танков в огневой поддержке пехоты, обеспечении устойчивости обороны и возможности маневрирования в стесненных условиях города[iv].

Однако самое последнее по времени и наиболее продолжительное сражение за город в Ираке имело место в Мосуле в контексте борьбы с «Исламским государством». Тогдашний командующий операцией «Непоколебимая решимость» (Operation Inherent Resolve) генерал Стивен Таунсенд (General Stephen Townsend) описал Мосул как «самое неупорядоченное, хаотичное и заваленное обломками место, которое я когда-либо видел. Значительная часть города подверглась разрушению. Некоторые районы, особенно в западной его части, были полностью сровнены с землей, а целые кварталы руинированы»[v]. В этом контексте основные наземные силы состояли из курдских отрядов, иракского ополчения и прибывших из Багдада сил безопасности, при этом американцы также приняли непосредственное участие в сражении за город, обеспечивая огневую и авиационную поддержку[vi], ведя специальные действия и участвуя в планировании.

Имел место целый ряд сражений за города в вооруженной борьбе против «Исламского государства», как то, сражения за Рамади и Ракку в Сирии и Сирт в Ливии, но наибольшую известность, несомненно, получило сражение за иракский город Мосул. И этому было несколько причин. Начнем с того, что названный город представлял собой главный центр самопровозглашенного халифата, в значительной степени идеологически заряженный, что несомненно отличало его от сирийской Ракки. Кроме того, Мосул исторически является важным городом в своем регионе и одним из крупнейших во всем Ираке, что придало первостепенное значение установлению контроля над ним.

Следует также помнить, что Мосул был центральным пунктом материально-технического обеспечения ИГИЛ; последнее обороняло его с таким упорством, что сражение длилось около девяти месяцев и было одним из самых тяжелых. Поэтому давайте попытаемся реконструировать события и проанализировать некоторые наиболее важные аспекты сражения.
При том, что боевые действия в основном велись иракскими и курдскими формированиями, их поддержка американским контингентом имела решающее значение в плане огневого поражения противника (например, в октябре и ноябре 2016 года американская авиация выполнила около 300 боевых вылетов в воздушном пространстве над Мосулом, однако они составили лишь четверть от общего числа боевых вылетов в рамках операции «Непоколебимая решимость»)[vii], ведения всех видов разведки и материально-технического обеспечения. Выделение американцами подобного наряда сил и средств было необходимо, поскольку ИГИЛ зарекомендовало себя как искушенная боевым опытом и гибкая гибридная сила, способная создать надежную и многослойную оборону в условиях городской застройки и согласованно применять имеющиеся в его распоряжении силы и средства одновременно в нескольких средах вооруженного противоборства[viii].

Мосул стал последним крупным иракским городом, освобожденным от «Исламского государства»; сражение за него началось в октябре 2016 года. К этому времени группировка ИГИЛ насчитывала от 5 тыс. до 12 тыс. человек легкой пехоты (ее численность трудно определить с точностью, только оценочно), а также значительное количество крупнокалиберных пулеметов, противотанковых ракетных комплексов, безоткатных орудий, минометов и систем реактивной артиллерии. Более того, поскольку боевики захватили город в июне 2014 года, в их распоряжении было два года, чтобы возвести ряд сложных оборонительных сооружений внутри периметра городской застройки с использованием укрепленных зданий, перекрыть подъездные пути и оборудовать инженерные заграждения, а также построить подземные убежища и тоннели.

К этим более традиционным средствам обороны ИГИЛ добавило использование самодельных взрывных устройств (СВУ), устанавливаемых на автомобилях – автобомб[ix]; примитивного химического оружия (газообразный хлор, зарин, иприт – всё это, вероятно, было взято из химической лаборатории и затем также использовалось против американских войск)[x]; и беспилотных летательных аппаратов. Возможно, одним из наиболее опасных видов оружия ИГИЛ были СВУ, мины и мины-ловушки, которые играли центральную роль в их плане обороны, поскольку ИГИЛ устанавливали СВУ полосами на улицах и проспектах, пряча их в обломках и разрушенных зданиях. Однако их самым страшным и эффективным оружием из всех были управляемые смертниками автобомбы, под которые «Исламское государство» перед наступлением Ирака переоборудовало сотни гражданских транспортных средств, превратив их в импровизированные бронированные автомобили. Их применение в значительной мере сократилось лишь позже, когда потери на поле боя усугубились целенаправленными ударами по складам и мастерским, наносимыми авиацией или артиллерией по данным точного целеуказания. Всякий раз, когда иракская армия предпринимала штурмовые действия, ИГИЛ наблюдало за позициями иракцев с помощью беспилотников и использовало последние для управления действиями транспортных средств с террористами-смертниками, которые наносили удары по наступающим вдоль дорого правительственным войскам с целью нанести им максимальные потери. В общей сложности террористы-смертники ИГИЛ предприняли более 400 атак в Мосуле[xi].

В ходе оборонительного сражения за Мосул ИГИЛ выгодно использовало рельеф местности. По словам Найтса и Мелло[xii], в интересах поддержания мобильности на местности при ведении позиционного оборонительного боя ИГИЛ действовало малочисленными подразделениями пехоты, подкрепляя их большим количеством инженерных заграждений с установленными СВУ, позициями для стрельбы из индивидуального и группового стрелкового оружия, тоннелями, и огневыми позициями минометных расчетов с заранее пристрелянными участками обороны. Кинг утверждает[xiii], что ИГИЛ сформировало небольшие отряды численностью около пяти боевиков для упорной обороны заблаговременно подготовленных точек сопротивления и многократно контратаковало, зачастую используя подземные ходы сообщения для проникновения на территорию за боевыми порядками иракских войск – как для воспрепятствования установлению ими реального контроля над той или иной территорией, так и для создания повсеместно чувства неуверенности в своей безопасности и, как следствие, повышения психологического стресса во время боя.

Широкое использование тоннелей и проемов между стенами соседних зданий, по мнению Найтса и Мелло, указывает на способность ИГИЛ перемещаться с одной позиции на другую в рамках очевидно позиционной борьбы, равно как и попыток маневрировать силами и средствами позади боевых порядков наступающих войск противника. Кроме того, два этих американских аналитика отмечают, что:
Небольшие отряды из четырех-пяти человек, обычно с одним крупнокалиберным пулеметом и одним РПГ, были распределены через каждые несколько сотен метров линии боевого соприкосновения сторон и сгруппированы по-квартально в боевые ячейки численностью 20-30 человек взводного состава. Эти ячейки использовали обширную сеть заранее подготовленных тайников с боеприпасами для ведения боевых действий на местах[xiv].

Это также указывает на неплохую подготовку к боевым действиям, а также на известного рода военную организацию и возможности разведки. С этих и других позиций ИГИЛ активно использовало своих снайперов, что является классической тактикой во всех городских боях[xv], но в Мосуле боевики применяли ее весьма активно, выполнив в общей сложности 1629 выстрелов на поражение[xvi]. Еще одним элементом подобного рода организации обороны было, безусловно, использование террористов-смертников на специально переоборудованных транспортных средствах. Известно, что в один из дней на третьей неделе октября 2016 года боевики «Исламского государства» применили 15 заминированных грузовых автомобилей по автоколонне иракского спецназа недалеко от одной из деревень в пригородах Мосула. Многие из этих грузовиков не достигли своей цели, поскольку были нейтрализованы танками M1 Abrams[xvii], шедшими во главе колонны, что свидетельствует о главенствующей роли этого класса вооружения и военной техник уже в контексте XXI века.
Помимо использования зданий для оборудования позиций, боевики ИГИЛ также использовали дым от горящих шин с целью сокрытия собственных позиций и воспрепятствования разведке. Чтобы скрыть свои передвижения, боевики ИГИЛ проделывали проходы в стенах между зданиями, дабы иметь возможность передвигаться незамеченными и, таким образом, менять огневые позиции. Кроме того, с целью уменьшить возможности тепловизионных приборов наблюдения они разместили минометы рядом с емкостями с водой для быстрого охлаждения стволов. Как только ИГИЛ поняло, что внутригородские путепроводы не подвергаются огневому воздействию коалиционных войск, которые намерены использовать их для продвижения внутри городской черты, боевики стали весьма эффективно использовать эти сооружения для маскировки собственных транспортных средств[xviii].

Иракские войска насчитывали около 94 тыс. человек (1 и 9 пехотные дивизии при поддержке иракского контртеррористического формирования численностью около 10 тыс. человек, которые наступали в первом эшелоне), плюс около 14 тыс. человек из различных ополченческих формирований. Американцы непосредственно поддерживали их действия, выделив около 1 тыс. военных советников и еще 2 тыс. человек в обеспечивающих формированиях, а также, конечно, целый ряд огневых средств поддержки, включая артиллерию и ударные вертолеты[xix]. Формирования «Исламского государства» были представлены ополченцами без средств ПВО, без авиации (при том что оно широко использовало беспилотники) и без иных технически сложных систем вооружения. Группировка ИГИЛ явно уступала противнику в силах и средствах[xx], и ей не хватало высокотехнологичного вооружения, которое было в распоряжении возглавляемой США коалиции; несмотря на это, она выдерживала штурм города на протяжении девяти месяцев и четырех дней (для сравнения, битва при Вердене в 1916 году продолжалась всего на три недели дольше). Более того, весьма непростыми оказались последствия сражения, поскольку в результате боевых действий на городской территории образовалось 10 млн т обломков (значительная часть города была просто разрушена), почти половина населения (около 900 тыс. человек) была вынуждена покинуть город, а его восстановление обошлось в сумму около 2 млрд долл. США[xxi]. Несмотря на то, что коалиционная группировка в основном использовала высокоточные авиабомбы, беспилотные летательные аппараты и весь арсенал современных технологий, исход битвы был предрешен, как и в случае большинства сражений в истории военного искусства, с опорой на численное превосходство в силах и средствах.

Тогдашний премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади (Haider al-Abadi) объявил о начале кампании по освобождению Мосула 16 октября 2016 года, после чего иракские войска в течение нескольких недель медленно продвигались вдоль обоих берегов Тигра с целью полной изоляции защитников города и отсечения их от сообщения с восточной частью Мосула. Продвижение, в целом, было неспешным по целому ряду причин, связанных с оборонительным потенциалом ИГИЛ и его решительным настроем, а также нежеланием иракцев идти на слишком большой риск, равно как и с присущей городским боям трудностью зачистки захваченной территории и установления контроля над ней. Собственно, в декабре 2016 года иракцы предприняли попытку стремительного прорыва с целью захвата больницы Аль-Салам, но при этом они оставили позади своих боевых порядков неконтролируемые здания и помещения, где находились боевики ИГИЛ; последние были незамедлительно усилены через туннели, что позволило исламистам окружить сотню иракских солдат. Иракцы не только понесли значительные потери в силах и средствах, но и утратили захваченные позиции. В целом, наступательные действия иракских войск были линейными: блокирование одного-двух районов, а затем их зачистка. В этом контексте огневая поддержка американцев была направлена на поражение тех целей, которые были указаны иракцами, как позволяющие им продвинуться далее вперед[xxii]. 13 января был захвачен комплекс зданий университета Мосула, а примерно через десять дней восточная часть города была объявлена освобожденной. При этом западная часть Мосула также постоянно подвергалась ударам ВВС США, дабы подготовить почву для наступления иракских войск, которое началось 19 февраля 2017 года, однако взятие в кольцо западной части города и его исторической части было завершено только в следующем месяце после ожесточенных боев с боевиками ИГИЛ, которые сохранили возможность маневра с использованием плотной сети заблаговременно оборудованных тоннелей. К концу июня иракские войска взяли под контроль почти всю западную часть города, после чего боевые действия сосредоточились в пределах старого города и по периметру мечети аль-Нури; и только лишь летом было объявлено об завершении сражения.

В то время как танки оказались весьма эффективным средством противодействия управляемым террористами-смертниками ИГИЛ автомобильным бомбам в деревнях и в городских районах с менее плотной застройкой, в других частях города ИГИЛ смогло использовать этот инструмент иррегулярных военных действий на полную катушку. Известно, что ИГИЛ удалось, особенно в первые несколько месяцев, организовать последовательные и ежедневные волны диверсий с применением автобомб. Зачастую машина атаковала фланг наступающей иракской колонны из укрытия. Поскольку действия были внезапными, на скорости и в стесненных условиях, возможности иракских формирований для самообороны были весьма ограничены и предполагали главным образом применение по атакующей автобомбе гранатомётов типа АТ-4 и РПГ-7. Затем иракцы попытались перекрыть ряд автодорог, но благодаря воздушной разведке, проведенной с помощью коммерческих беспилотников, ИГИЛ смогло избежать этих блокировок в режиме реального времени. Таким образом, «Исламское государство» смогло не только обеспечить точность удара, «направляя» машину с воздуха, но и провести разведку поля боя в режиме реального времени, чтобы максимально адаптироваться к различным условиям стремительно меняющейся обстановки. С военной точки зрения, можно было бы говорить о своего рода владении остановкой. Более того, для ИГИЛ было в порядке вещей выделять для выполнения конкретной задачи сразу две машины: первая прорывала боевой порядок обороняющихся, а вторая наносила удар по цели.

Автомобильные бомбы также применялись для нанесения ударов вглубь боевых порядков противника, то есть для поражения объектов на уже освобожденной иракскими войсками территории; при этом для определения безопасных путей проникновения автобомб широко использовались беспилотные летательные аппараты воздушной разведки. В общей сложности в период сражения за Мосул боевики ИГИЛ предприняли 482 нападения с использованием автомобильных бомб – в среднем по четыре в сутки, – что является высочайшим в мире показателем применения этой тактики[xxiii]. Другими средствами нанесения ударов в глубину боевых порядков наступавших войск противника, применявшихся ИГИЛ в Мосуле, были минометы и беспилотные летательные аппараты, специально модифицированные для применения ручных гранат или других средств поражения. Использование беспилотников было настолько массированным, что, по подсчетам Найтс и Мелло[xxiv], за несколько дней ИГИЛ смогло провести до 70 подобных операций с использованием беспилотников: не только нанесение огневого поражения, но и иных действий типа. Данные о применении ИГИЛ беспилотников в сражении за Мосул сильно разнятся; к примеру, Омар Ашур утверждает, что в ходе сражения было использовано более 200 беспилотников. Однако, несмотря на расхождение в статистических данных, очевидно, что ИГИЛ в полной мере использовало воздушное пространство; фактически, тогдашний командующий командованием специальных операций США генерал Рэймонд Томас (Commander of the U.S. Special Operations Command, General Raymond A. Thomas) открыто заявил, что ИГИЛ смогло добиться тактического превосходства в воздухе благодаря беспилотникам, несмотря на традиционное превосходство в воздухе американской авиации. В последний по времени раз Соединенные Штаты не контролировали небо в 1953 году в ходе Корейской войны 1950-1953 годов. Таким образом, ИГИЛ удалось с помощью простых коммерческих беспилотников изменить на тактическом уровне в свою пользу соотношение сил, сложившееся за предыдущие шесть десятилетий или около того (тема, которая частично повторилась и в украинском контексте). Более того, поскольку беспилотные летательные аппараты не столь эффективны, как иные средства нападения, например, автомобильные бомбы, в силу ограниченного могущества боевой части, ИГИЛ использовало их в обеспечение других действий своей пехоты с целью отвлечь внимание противника[xxv].

[i] Fontenot, ed., On Point: The United States Army in Operation Iraqi Freedom.
[ii] West, No True Glory; O’Donnell, We Were One.
[iii] Gaughen, Summer Operations Northwest of Baghdad.
[iv] О двух этих сражениям см. Hoffman, Tip of The Spear.
[v] Townsend, Multidomain Battle in Megacities Conference.
[vi] Wasser et. al., The Air War Against the Islamic State.
[vii] Там же, table 4.12, 170.
[viii] Fox, The Mosul Study Group.
[ix] Maurer, ISIS’s Warfare Functions.
[x] Bunker, Contemporary Chemical Weapons Use.
[xi] См. King, Urban Warfare, Chapter 1, и Ashour, How ISIS Fights.
[xii] Knights, Mello, Defeat by Annihilation.
[xiii] King, Urban Warfare.
[xiv] Knights, Mello, Defeat by Annihilation.
[xv] West, Fry the Brain.
[xvi] Ashour, How ISIS Fights, 60.
[xvii] Основной танк M1 Abrams был важнейшим оружием иракских сил безопасности в борьбе с ИГИЛ, и в этом контексте американская поддержка была необходима, поскольку иракская армия не могла эксплуатировать танки без американской помощи. По этой причине в Ирак была направлена группа законтрактованных специалистов от General Dynamics, которые, как утверждается, трижды восстанавливали большую часть из 140 иракских M1 Abrams. См. Axe, Made in America.
[xviii] Fox, The Mosul Study Group.
[xix] King, Urban Warfare, Chapter 1.
[xx] Ashour, How ISIS Fights, 53.
[xxi] Fox, The Mosul Study Group.
[xxii] King, Urban Warfare, Chapter 8.
[xxiii] Ashour, How ISIS Fights, 54.
[xxiv] Knights, Mello, Defeat by Annihilation.
[xxv] Ashour, How ISIS Fights, 61–62.

Российский опыт в Сирии

Российский опыт в Сирии сколь интересен, столь же и проблематичен: проблематичен потому, что источники, безусловно, менее многочисленны и разнообразны, чем те, которые у нас есть по Мосулу, а интересен потому, что наличествующие информационные материалы, как представляется, подтверждают некоторые отмеченные ранее тренды.
Российский опыт ведения боевых действий в условиях городской застройки в Сирии также весьма похож на американский опыт в Мосуле, ибо ни Москва, ни Вашингтон напрямую не участвовали в военных действиях своими воинскими формированиями, но лишь оказывали поддержку местным военным или различного рода ополчениям, используя с этой целью различные средства. В этом смысле более общее рассмотрение соответствующих доктринальных положений носит очевидно ограниченный характер, но, тем не менее, мы можем сказать, что действия России были сосредоточены на широком использовании артиллерии и авиации (как самолетов, так и вертолетов) в поддержку действий на земле, а также баллистических и крылатых ракет, запускаемых с различных платформ, включая подводные лодки.

В боевых действиях в условиях городской застройки в Сирии главную роль играла российская артиллерия, которая часто оказывала необходимую огневую поддержку. Собственно, одно из основных различий между американским и российским подходами касается высокоточного оружия. При том что Москва использовала в Сирии этот класс оружия, казалось маловероятным, что оно станет российским арсеналом в будущем: даже когда оно было в наличие, россияне предпочитали использовать устаревшее вооружение, в первую очередь по экономическим соображениям. Однако в 2017 году начальник Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал армии Валерий Герасимов заявил, что подготовка российских военных, основанная на приобретенном в Сирии боевом опыте, будет сосредоточена на отработке вопросов применения высокоточного оружия во всех видах боевых действий. То есть сирийский театр военных действий позволил российским военным не только испытать новые образцы вооружения и военной техники, но и разработать принципиальные положения, необходимые для освоения этого инструмента в практике военного строительства. Эти согласованные усилия, как теперь становится понятным, нашли, в конечном итоге, свое отражение в сирийской кампании, где россияне очевидным образом преуспели в ведении боевых действий в условиях городской застройки, сочетая действия войск на земле с огневым поражением противника высокоточным оружием – авиационными средствами поражения и крылатыми ракетами «Калибр»[i]. С учетом трудностей, которые испытывали российские военные в плане организации и ведения совместных действий, мы воздержимся от суждения по данному аспекту проблемы, но, вполне возможно, что таковые действия ограничивались заранее разработанными и согласованными планами, и поэтому ими было легче управлять и добиваться выполнения поставленных задач.
В Сирию Москва также направила несколько подразделений военной полиции и саперов. И те, и другие играют ключевую роль в городских боях[ii]. Подразделения военной полиции позволяют лучше контролировать территорию и применять тактику действий, более близкую к борьбе с повстанцами, нежели ту, что характеризует военные действия высокой интенсивности; в условиях города необходимость в военной полиции возникает после ликвидации основных очагов сопротивления для проведения необходимых гуманитарных операций. Военная полиция и подобные ей формирования были необходимы Москве в Сирии, поскольку они позволяли реализовывать стратегию деэскалации, основанную на соглашениях о прекращении огня, которая эффективна в плане восстановления контроля над несколькими городскими районами[iii]. Саперы играют главную роль в разминировании зданий и внутригородских коммуникаций, проделывании проходов между зданиями, а также восстановлении городского коммунального хозяйства и систем связи.
Российские военно-воздушные силы сыграли важную роль в победе в сражении за Алеппо – одного из самых продолжительных за последние десятилетия. Здесь, в течение лета и осени 2016 года, правительственным войскам при поддержке российских военно-воздушных сил удалось одержать ключевую победу в гражданской войне в Сирии, и большая заслуга в этой победе принадлежит российским военно-воздушным силам, которые поддерживали наземные действия массированными авиационными ударами по позициям противника. В этой операции мы стали свидетелями как собственно массирования авиации, так и использования ей тактики непрерывного воздействия по противнику с применением авиационных средств поражения большой мощности. В более поздний период, при ведении боевых действий меньшей интенсивности, российские военно-воздушные силы продемонстрировали способность точно поражать даже отдельные здания в городских районах с использованием авиационных бомбы старых образцов, что, по-видимому, стало возможным как в силу большего опыта летного состава, так и более благоприятной обстановки с меньшим количеством рисков, связанных с применением противником переносных зенитных ракетных комплексов.

Далее Томас также делится своими размышлениями об российском опыте ведения городских боев в Сирии. Действительно, по его словам, именно в ходе городских боев в Сирии Москва научилась использовать роботов и другие дистанционно управляемые машины, а также средства радиоэлектронной борьбы для подавления связи противника[iv]. Например, робототехнический комплекс «Уран-9», который является эффективной боевой платформой в условиях городской застройки, по-видимому, был испытан в Сирии в реальных условиях применения в период с 2016 по 2019 годы. Другие робототехнические комплексы были задействованы в Сирии для обеспечения действий войск на земле и разведки позиций противника.
При том что Москва направила в Сирию военнослужащих сил специальных операций, действия в центре городов были главным образом возложены на моторизованные подразделения, объединенные в штурмовые группы. Как и американцам в Ираке, русским также приходилось иметь дело с глубокими тоннелями, построенными боевиками. Для тоннельной войны два фактора играли ключевую роль: с одной стороны, военные инженеры со всеми их навыками и специальной техникой, а с другой – различные типы георадаров, иные средства освещения обстановки и наземные дистанционно управляемые платформы. В частности, в Сирии русские задействовали платформу «Скарабей», ведя с ее помощью разведку тоннелей, и георадар «ОКО-2», а также другие средства разминирования, которые имеют решающее значение в подобных условиях[v].
Российские военные зачастую блокировали объект, оставляя обороняющимся путь отхода, и для овладения объектом создавали штурмовая группа, состоявшую обычно из семи автоматчиков, пяти саперов, четырех расчетов крупнокалиберных пулеметов и двух расчетов противотанковых ружей. Как только группа занимала исходную позицию, артиллерия открывала огонь по углу здания, чтобы создать пролом для штурма. Затем в дело вступали саперы, которые расширяли пролом, чтобы пехота могла проникнуть внутрь здания и произвести его зачистку. Действия штурмовой группы поддерживали танки. В исследовании Бартлза и Грея также отмечается, что в целом русские предвидели важную роль танков в условиях городского боя[vi]. Некоторые российские авторы, рассуждая об извлеченных уроках, также достаточно глубоко анализируют применение робототехнических комплексов в штурмовых действиях, как в плане повышения разведывательных возможностей, так и в плане огневой поддержки и снабжения[vii]. Еще одним элементом российского нарратива является необходимость создания для захвата двух или трех городских районов штурмовых групп, оснащенных различными видами оружия и боевых машин: от огнеметов до машин разминирования и взвода танков. В то же время для поддержки этих штурмовых групп необходимо задействовать как артиллерию, так и боевые вертолеты, обеспечив при этом надлежащее взаимодействие, чтобы эти силы и средства могли действовать согласованно и результативно. В Сирии, в Идлибе, также были задействованы тяжелые огнеметные системы ТОС-1А «Солнцепек», которые оказались весьма эффективным средством для разрушения зданий[viii].

Российские военные также подчеркивают необходимость окружения города и затем его штурма с нескольких направлений, чтобы отвлечь силы и средства обороняющегося противника и ввести его в заблуждение относительно своих намерений; в это же время беспилотные летательные аппараты и силы специальных операций должны выявить критически важные элементы построения обороны противника (centres of gravity) и передать своей артиллерии данные целеуказания для нанесения по ним огневых ударов с целью постепенного размягчения оборонительных рубежей.

Исследование, проведенное Институтом изучения войны (Institute for the Study of War, ISW), указывает и на другие аспекты российского опыта ведения боевых действий в условиях городской застройки в Сирии. В частности, этот анализ показывает, что российские военные уделяли больше внимания тактическим, нежели стратегическим аспектам операции. При этом выделен ряд важных уроков, извлеченных из сирийской кампании, как то – главенствующая роль инженерно-саперных формирований; они не только в наилучшим образом противостоят минной опасности и обеспечивают своими штатными средствами действия штурмовых подразделений, они еще имеют дело со сложной сетью подземных туннелей, которые являют одну из наиболее очевидных угроз в подобной обстановке. Многие аналитики также выделяют два тесно взаимосвязанных элемента современного поля боя, а именно наличие данных всех видов разведки и эффективное использование беспилотных летательных аппаратов. Наконец, они подчеркивают важность ночного боя в городе, где военно-техническое превосходство может сыграть важную роль, а фактор внезапности может быть задействован по максимуму. Однако исследование ISW завершает свой анализ боевого потенциала России в ведении боевых действий в условиях городской застройки довольно критически, поскольку в нем говорится, что «российские вооруженные силы, по-видимому, всё еще не обладают базовым уровнем подобного потенциала - боеспособной пехотой, хорошей техникой связи, надежным высокоточным оружием, нестандартно мыслящими офицерами и т.д. – чтобы эффективно воевать в условиях города»[ix].

[i] Clark, The Russian Military’s Lessons Learned in Syria.
[ii] Grau, Bartles, The Russian Ground-Based Contingent in Syria.
[iii] Borshchevskaya, The Russian Way of War in Syria, 28.
[iv] Thomas, Russian Lessons Learned in Syria.
[v] Там же.
[vi] Bartles, Grau, A New System Preserves Armor Dominance.
[vii] Thomas, Russian Lessons Learned in Syria, 8–9.
[viii] Там же, 12.
[ix] Clark, The Russian Military’s Lessons Learned in Syria, 32.

Оценки и наблюдения

Проанализированные выше два конкретных примера и недавний опыт Украины и Газы позволяют нам извлечь ряд уроков, которые помогут лучше понять, как ведутся боевых действий в условиях городской застройки в XXI веке. Прежде чем углубиться в эту тему, важно отметить, что в условиях города существуют глубокие различия между боевыми действиями низкой и средней интенсивности против иррегулярных вооруженных формирований, как в случае иракского Мосула и сирийских городов, и средней и высокой интенсивности против регулярных вооруженных сил, каковые имеют место на Украине. Это различие оказывает значительное влияние на применение авиации, тактику действий войск, вопросы огневого поражения противника и так далее. Российские военные приобрели первый опыт городских боев на Украине еще в 2014 году, когда они приняли участие в боевых действиях на Донбассе; сражения за Иловайск, второе сражение за донецкий аэропорт и сражение за Дебальцево подтвердили актуальность осадных действий на поле боя XXI века и главенствующую роль бронетехники. При этом сохранение обороняющейся стороной способности маневрировать силами и средствами существенно затрудняет действия бронетехники в городской застройке в силу ряда проблем, как то ограничение ее подвижности в силу вынужденного использования заранее заданных противником маршрутов выдвижения и необходимости выдавать более точные данные целеуказания, чтобы обеспечить комплексное огневое поражение противника ракетными войсками и артиллерией, также авиацией[i]. Во время штурма Мариуполя в марте 2022 года передовые наблюдатели испытывали организацией эффективного огневого поражения противника в условиях города; возможно, в силу неточного целеуказания, обусловленного недостаточным нарядом сил и средств разведки всех видов. Этот недавний боевой опыт и разобранные выше примеры из практики возвращают нас к месту и роли сражений за города.

Действительно, они подтверждают и то, что крупномасштабные конфликты между современными государственными акторами являются войной на истощение, которая требуют от одной стороны стратегически обессилить противную, и то, что подобного стратегического истощения трудно добиться на практике[ii]. Принуждение регулярной армии к организации осадных действий в городах по экспоненте увеличивает издержки, связанные с вооруженным конфликтом, поскольку, если регулярная армия применяет в этом случае высокоточное оружие, его количество, необходимое для поражения всех целей, столь велико, что приводит к значительным экономическим затратам, а также к быстрому исчерпанию запасов этого оружия. А из опыта израильтян в Газе также следует, что сегодня в условиях городской среды даже иррегулярные формирования могут навязывать противнику свои условия вооруженного противоборства, чего в прошлом они старались избегать, чтобы не стать легкой мишенью для его огневых средств.

Исходя из опыта сражений за Мосул и сирийские города, а также текущего конфликта в Газе, можно подтвердить актуальность два элементов, выделенных Килкулленом и упомянутых во вводной части настоящей публикации. Действительно, во время сражения за Мосул ИГИЛ широко использовало современную технику связи для выработки специфической тактики действий, которая отчасти имитирует тактику регулярной армии, используя фактор связанности. Это проявилось в способности боевиков координировать действия беспилотников с действиями сил и средств на земле. Как справедливо отметил Кинг, этот аспект лежит в основе современных боевых действий в условиях городской застройки, ибо наряду с ожесточенным ближним огневым боем, как это было некогда в иракском Мосуле, в городах Сирии и ныне в Газе, в котором участвуют пехота, танки и другие боевые бронированные машины, а также бронебульдозеры, они также включают действия барражирующих над городом воздушных платформ, огневые налеты артиллерии, развернутой на огневых позициях за многие километры от городских кварталов и применяющей высокоточные боеприпасы, информационно-психологические операции и действия в виртуальном пространстве. Таким образом, сражения за города, с одной стороны, локализуются в определенных кварталах в черте города, а, с другой стороны, охватывают всё городское пространство через социальные и информационные сети[iii]. Это заставляет задуматься о литорализации, которая также отчетливо прослеживается как в действиях американцев в Мосуле, так в действиях россиян в Сирии, где Москва применяла для поражения объектов противника в черте сирийских городов действующую с российских аэродромов дальнюю авиацию и находящиеся в море корабли-носители крылатых ракет. По мере научно-технического прогресса ведущая роль этих средств будет возрастать, и в этом плане концепция литорализации подлежит доработке в силу непрерывного наполнения арсеналов новыми образцами высокоточного дальнобойного оружия.

Еще один аспект, который четко прослеживается как в сражении за Мосул, так и в действиях российских военных в Сирии, это разрушения, которыми сопровождаются эти сражения. Несмотря на то, что американские и российские военные придерживаются разных доктринальных положений и применяют отличные друг от друга средства ведения войны, в этом отношении результаты их действий, со всей очевидностью, не носят сколь-нибудь существенных различий. Все эти разрушения должны заставить нас задуматься как о форме и динамике современных позиционных сражений, так и о западном подходе к вооруженным конфликтам. Известно, что в ходе сражения за Мосул широко применялось высокоточное оружие, а также целый ряд высокотехнологичных средств ведения разведки, освещения обстановки на поле боя и опознавания целей. Омар Ашур в своей публикации о боевом потенциале ИГИЛ подсчитал, что только в 2017 году авиация коалиции сбросила на Мосул 39577 высокоточных авиационных бомб, в среднем по 500 изделий в неделю[iv]. Однако применение высокоточных авиационных средств поражения не уменьшило разрушительного характера сражения и, судя по его продолжительности, не повысило эффективность действий штурмующих. Сражение за Мосул продемонстрировало, что применение высокоточных авиационных бомб в условиях военных действий на истощение не было эффективным ни в плане поражении объектов на поле боя с первой попытки, ни в плане уменьшения непреднамеренных потерь.

При том, что удары высокоточным оружием были действительно эффективны при воздействии по наземным коммуникация ИГИЛ и минимизации, к примеру, его возможностей по производству и применению автомобильных бомб[v], в ходе боя высокоточные средства поражения не были способны вывести из строя всех боевиков в месте применения, в результате чего им удавалось скрыться в соседних зданиях. Это обусловливало необходимость повторных ударов высокоточным оружием[vi]. С одной стороны, это закольцовывание привело к массированному применению высокоточного оружия, что вылилось в увеличение затрат для войск коалиции; с другой стороны, оно вынудило боевиков прятаться в тоннелях и под землей, вынудив коалиционную группировку прибегать к более интенсивным или повторным ударам. В этом контексте совсем в ином свете выглядит российский опыт: несомненно, возможности Москвы по применению высокоточного оружия были гораздо более ограниченными, и поэтому экономически мотивированный выбор России в пользу применения этого вида оружия только в определенных обстоятельствах представляется обоснованным и целесообразным в военном плане. Так что стоимость такого рода средств поражения может быть непомерно высокой при ведении крупномасштабных военных действий, что подтверждается опытом российской спецоперации на Украине. Как следствие, мы можем утверждать, что в будущем применение высокоточного оружия может иметь смысл лишь в одном виде городских боев, а именно в непродолжительной операции с ограниченным количеством поражаемых объектов или с расположением этих объектов лишь в весьма специфических районах, и не иметь смысла, с точки экономической целесообразности, в другом виде городских боев, например, в ходе затяжных вооруженных конфликтов на истощение, в которых применение высокоточного оружия может свестись к поражению весьма специфических целей или столь же специфическим операциям. При этом в Мосуле точечные авиаудары не только не позволили реализовать концепцию «один удар – одна уничтоженная цель», но и привели к серьезным разрушениям в городе, а те, в свою очередь, к большим жертвам среди мирного населения. Применение авиацией высокоточных средств поражения, по-видимому, имело следствием такую динамику боевых действий, при которой с учетом точности удара войска на земле делали заявку на авиаудары еще до начала собственных действий, а это приводило к ускоренному разрушение города и ставило под сомнение логику применения дорогостоящего высокоточного оружия.

Одним из способов защиты от автомобильных бомб, к которым прибегали иракские войска, было преднамеренное нанесение ударов по дороге, которая могла быть использована автомобильной бомбой для сближения с блокпостом; в этом случае образовывалась воронка, которая, по сути, исключала всякое движение автотранспорта. Несомненно, это было эффективной тактикой, но она привела к еще большему разрушению города.

В исторической ретроспективе городское поле боя всегда имело вертикальной измерение с возможностью использования подземного пространства. Опыт Ирака и Сирии не только подтверждает это, но и свидетельствует о том, насколько широко применяются такие способы ведения боевых действий сегодня, представляя собой немалую проблему, чему подтверждением является текущий конфликт между армией обороны Израиля и боевиками ХАМАС в Газе. Собственно, и ИГИЛ в значительной степени интегрировало использование тоннелей в свои способы ведения боевых действий в городах. Например, в городе Синджар были обнаружены сотни метров тоннелей, которые соединяли несколько зданий и позволяли боевикам передвигаться, будучи незамеченными противником. Аналогичная ситуация сложилась и в Мосуле, где тоннели часто использовались в качестве укрытий и иногда минировались с целью поразить всякого, кто попытается по ним проникнуть в город[vii].
Другой урок, который возможно следует извлечь, связан с применением танков[viii], которые сыграли важную роль в Мосуле, защищая иракскую пехоту от атак противника; при этом они также выполняли и три другие ключевые задачи: массирование сил и средств, огневое поражение противника и осуществление маневра. Собственно, по мере продвижения иракских войск в городе танки размещались на флангах боевых порядков и вблизи перекрестков, чтобы физически блокировать направления выдвижения боевиков ИГИЛ для перехода в контратаку и, что еще более важно, автомобильных бомб со смертниками для ударов по своим войскам. Несмотря на то, что танки уязвимы в условиях городской застройки, они являются наиболее защищенным подклассом боевых бронированных машин и единственным, способным противостоять известного рода атакам и ударам, и в силу этого только они могут доминировать на улицах городов в условиях боя. В Мосуле иракцы использовали их в качестве полуподвижных опорных пунктов, от которых можно было атаковать противника в разных направлениях. Эта их квазистатическая роль была решающей, ибо при том, что пехота должна действовать вне улиц, последние, тем не менее, важно физически занимать, дабы ограничить свободу передвижения противника. Ну и, наконец, танк является отличной платформой для ведения огня прямой наводкой, что по сию пору остается лучшим способом поражения целей противника и непосредственной поддержки своей пехоты[ix]. В то же время пехота должна зачищать улицы и здания от угрозы со стороны противотанковых средств и пехоты противника в обеспечение безопасности и эффективности применения танков. Этот аспект подчеркивает еще один элемент современных боевых действий в условиях городской застройки, а именно главенство общевойскового боя. Собственно, вышеисследованный опыт, как и опыт многочисленных других вооруженных конфликтов, свидетельствует о том, что пехота должна работать вместе с бронетехникой, чтобы добиться успеха в подобных условиях. Это уже стало ясно в ходе скоротечных сражений за Эль-Мусайиб в июле 2006 года и за Эд-Диванию в октябре того же года; умение американцев в той обстановке применить танки и согласовать их действия с действиями пехоты позволила им одержать важные победы.
Другой важный аспект этого вида боевых действий касается разведки и того факта, что здания становятся чрезвычайно эффективными оборонительными сооружениями; это объясняется тем, что городская среда – это живая среда, в том смысле, что она меняется и адаптируется к различной обстановке. Разрушенное здание – это не разрушенное оборонительное сооружение, но оборонительное сооружение, форма которого отличается от первоначальной. Чтобы адаптироваться к этим изменениям на поле боя, войскам на земле необходимо иметь в своем распоряжении средства воздушной разведки, освещающие обстановку в режиме реального времени; собственно, иракские войска именно с этой целью применяли китайские беспилотники DJI Phantom. При этом они получили возможность вести разведку города как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскостях[x], что крайне важно с учетом многомерности городского поля боя. Здесь основополагающим моментом является скорость адаптации, ибо штурмующим крайне важно координировать и интегрировать разведывательные данные, данные наблюдение, манёвр и удары высокоточным оружием. Как американский опыт, так и российский свидетельствуют о главенствующей роли контроля электромагнитного спектра, что обеспечивает полноту и свободу действий при лишении противника такого рода свободы действий. Орудия ствольной артиллерии, включая минометы, и ракетные комплексы оказались решающими средствами ведения войны как для Соединенных Штатов, так и для России. Кроме того, бои в Ираке и Сирии продемонстрировали важность такой огневой платформы, как боевой вертолет, которая не только позволяет наносить скоротечные высокоточные удары в поддержку войск на земле, но и обеспечивает стремительный манёвр огнем и позволяет наносить удары с наиболее выгодного ракурса. Это было главным в обстановке, изобилующей разного рода препятствиями.

Менее очевидным, но не менее эффективным было применение бронированных бульдозеров, которые обеспечили иракским войскам подвижность и возможности прорыва обороны противника в такой степени, что стали одной из наиболее приоритетных целей для боевиков ИГИЛ.
И формирования ИГИЛ, и иракские войска широко применяли гражданские технологии, а не только чисто военные инструменты, для повышения своего боевого потенциала, в особенности беспилотники. Это подчеркивает важный аспект современной стратегической среды, в которой как регулярные, так и иррегулярные формирования могут применять широко используемые гражданские технологии для поиска решений проблем на поле боя.

Фундаментальной темой, которая четко прослеживается как в американском, так и в российском опыте, является ведущая роль военно-воздушных сил. При том, что в этом, безусловно, нет ничего нового – к примеру, немцы применяли пикирующие бомбардировщики/штурмовики Ju-87 в Сталинградской битве для поддержки действий наземных войск в условиях города, – сегодня применение авиации приобрело значительно большую роль. Как утверждает Кинг, поворотным моментом стала битва за Эль-Фаллуджу в 2004 году, которая положила начало новой модели ведения боевых действий в условиях городской застройки, основанной на постоянном воздушном наблюдении, авиаударах высокоточным оружием и незамедлительной авиационной поддержке[xi] с привлечением различных типов летательных аппаратов, от штурмовиков до вертолетов, от беспилотных летательных аппаратов до специальных платформ типа AC-130 Spectres и самолетов радиоэлектронной борьбы. Такое скопление летательных аппаратов в небе над Эль-Фаллуджей заставило американских военных переосмыслить то, как следует организовывать отдельные боевые вылеты и действия авиации в воздушном пространстве над городом во избежание всякого рода летных происшествий, потери экипажами ориентации и столкновений в воздухе. Эта многосложность возросла в ходе сражения за Мосул, когда передовые авиационные наводчики единовременно управляли действиями около 40 воздушных платформ. Это, по-видимому, является недвусмысленным трендом в городских боях XXI столетия; например, во время сражения за Алеппо российские ВВС применяли беспилотники и различные пилотируемые летательные аппараты, включая бомбардировщики Су-34, истребители Су-35 и боевые вертолеты Ми-35, а морская авиация ВМФ – истребители Су-33 и МиГ-29, базировавшиеся на авианосец «Адмирал Кузнецов» в Средиземном море. Мы не располагаем подробностями относительного того, как российские военные организовали управление действиями авиации в воздушном пространстве, но можно предположить, что их подход был сродни подходу американцев в Ираке; разделение воздушного пространства по высотным эшелонам и зонам с целью чтобы самолеты можно было нацеливать на те или иные объекты противника, не опасаясь непреднамеренного поражения своих войск. Более того, в современных условиях ведения боевых действий в высокоурбанизированном пространстве авиация стала неотъемлемой частью микроосад; она выполняет свои традиционные ударные и разведывательные функции, она же в контексте применения беспилотных летательных аппаратов негосударственными субъектами вынуждает регулярную армию применять средства радиоэлектронной борьбы для защиты воздушного пространства над полем боя от противника.

[i] McDermott, Deciphering the Lessons Learned by the Russian Armed Forces in Ukraine, 2014–2017.
[ii] Fox, The Russo-Ukrainian War. Fox, The Donbas in Flames.
[iii] King, Urban Warfare.
[iv] Ashour, How ISIS Fights, 53.
[v] Wasser et. al., The Air War Against the Islamic State, table 5.12, 248.
[vi] Fox, The Mosul Study Group, 7.
[vii] Об использовании тоннелей и подземных сооружений в современном бою см. Daphné Richemond-Barak, Underground Warfare.
[viii] King, Urban Warfare, Chapter 8.
[ix] О ведущей роли танков и выполняемых ими задачах в боевых действиях в условиях городской застройки на современном этапе см. King, UrbanWarfare, Chapter 8.
[x] О вертикальном измерении боевых действий в городах см. Graham, Vertical.
[xi] King, Urban Warfare, Chapter 6, and Head, The Battles of Al-Fallujah.

Выводы

В этом эссе сначала был описан ряд аспектов, связанных с современным трендом урбанизации вооруженных конфликтов, а также рассмотрена тема осадных действий, а затем были проанализированы два примера из практики военного искусства с тем, чтобы попытаться обобщить уже извлеченные уроки. В заключение можно считать, что в контексте борьбы с ИГИЛ сражение за Мосул, безусловно, стало поворотным моментом, и это акцентирует возвращение к жизни концепции решающего[i] сражения в войне на истощение. Собственно, мы можем утверждать, что, по крайней мере, некоторое время в ходе оборонительного сражения за Мосул ИГИЛ смогло противостоять силам, которые превосходили его формирования как по численности, так и по огневой мощи. Разобранные в настоящей публикации сражения, их интенсивность и первостепенное значение для хода и исхода соответствующих вооруженных конфликтов должны заставить нас снова задуматься о месте и роли сражений в конфликтах современности, чему свидетельством также стали военные действия на Украине и в секторе Газа. Из этого следует, что в современных вооруженных конфликтах осадные действия возродились и вернули себе главенствующую роль в форме позиционной войны или микроосады внутри городского периметра. Основная проблема ведения боевых действий в условиях городской застройки сегодня заключается не в том, как продвигаться вперед, а скорее в том, как проникать в сильно укрепленные здания и кварталы, зачищать их от противника и в дальнейшем оборонять. Таким образом, речь идет не о стремительном маневре, а о затяжном и неспешном процессе, который обходится дорого, с точки зрения жертв и разрушений. Еще один момент заключается в том, что в контексте проблематики безопасности XXI века позиционные военные действия в наземной сфере вооруженного противоборства, в которых взаимное истощение противников играет важную роль, остаются важной составляющей вооруженных конфликтов, как с точки зрения понимания их типа и динамики, так и в плане выработки эффективных политической стратегии и военной тактики.

Опыт действий российских военных в Сирии и американских военных в иракском Мосуле наглядно свидетельствует о ведущей роли авиации. Организация воздушного пространства над современным городским полем боя значительно усложнилась, и это побудило противоборствующие стороны заняться поиском оптимальных способов управления этим пространством, продолжая применять доступные им авиационные средства поражения во всей их полноте; при этом и иррегулярные формирования к настоящему времени вступили в эпоху военной авиации, благодаря беспилотникам.

Наконец, проанализированные в настоящей публикации сражения за города Ирака и Сирии, равно как и последние по времени сражения за города на Украине и в секторе Газа акцентируют активную и заметную роль танков, артиллерии и пехоты, какими бы успешными ни казались в свете последнего по времени боевого опыта современные военно-технические решения для боевых действий в условиях городской застройки. Вся тяжесть ведения осадных действий в каждом из упомянутых в настоящей публикации сражений легла на плечи общевойсковых формирований, выполнявших поставленные задачи в обеспечении подразделений специальных войск, как то саперов, усиленных бульдозерами и группами снайперов. Отсюда следует, что человек остается центральной фигурой на поле боя, хотя бы только и потому что на современном этапе развития военного искусства типовым элементом боевых действий в условиях городской застройки является ближний огневой бой, который ведет пехота на земле.

[i] Однозначного определения термина «решающее сражение» не существует, весьма часто оно зависит от контекста. Однако его следует понимать как сражение, которое решающим образом изменило соотношение сил в противостоянии двух противоборствующих сторон. С точки зрения боевых действий в условиях городской застройки, Сталинград был этим самым решающим сражением.

Список использованной литературы
Ashour, Omar. How ISIS Fights. Military Tactics in Iraq, Syria, Libya and Egypt. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2021.
Axe, David, Made in America, but Lost in Iraq. U.S.-Made Tanks That Fell into Militia Hands Have Sparked a Standoff with Baghdad Over assistance, Foreign Policy, 2018 https://foreignpolicy.com/2018/03/02/u-s-made-tanks-that-fell-into-militia-hands-in-iraq-sparks-assistance-standoff/.
Bartles, Charles, and Les. Grau A New System Preserves Armor Dominance of the Future Battlefield: BMPT Terminator-2, 2015 https://community.apan.org/wg/tradoc-g2/fmso/m/fmso-monographs/195073.
Borshchevskaya, Anna. “The Russian Way of War in Syria: Threat Perception and Approaches to Counterterrorism.” In Russia’s War in Syria. Assessing Russian Military Capabilities and Lessons Learned, edited by Robert Hamilton, Chris Miller, and Aaron Stein, 15–34. Philadelphia: Foreign Policy Research Institute, 2020.
Bunker, Robert. Contemporary Chemical Weapons Use in Syria and Iraq by the Assad Regime and the Islamic State. Carlisle: Strategic Studies Institute, 2020.
Clark, Mason. The Russian Military’s Lessons Learned in Syria. Washington: Institute for the Study of War, 2021.
Fontenot, Gregory, eds. The United States Army in Operation IRAQI FREEDOM. ON POINT. Fort Leavenworth: Combat Studies Institute Press, 2004.
Fox, Amos. The Reemergence of the Siege: An Assessment of Trends. Arlington: Modern Land Warfare, 2018.
Fox, Amos. The Mosul Study Group and the Lessons of the Battle of Mosul. Arlington: Land Warfare, 2020.
Fox, Amos. The Donbas in Flames: An Operational Level Analysis of Russia’s 2014-2015 Donbas campaign, Small Wars & Insurgencies, 2022.
Fox, Amos. The Russo-Ukrainian War and the Principles of Urban Operations. Small Wars Journal 2022 https://smallwarsjournal.com/jrnl/art/russo-ukrainian-war-and-principles-urban-operations.
Fox, Amos. Urban Warfare, Sieges, and Israel’s Looming Invasion of Gaza, War on the Rocks, October 2023, https://warontherocks.com/2023/10/urban-warfare-sieges-and-israels-looming-invasion-of-gaza/.
Gaughen, Patrick. Summer Operations Northwest of Baghdad: Denying Sanctuary to Al-Qaeda in Iraq. Washington: Institute for the Study of War, 2007. https://www.understandingwar.org/backgrounder/summer-operations-northwest-baghdad-denying-sanctuary-al-qaeda-iraq.
Graham, Stephen. Vertical: The City from Satellites to Bunkers. London: Verso, 2016.
Grau, Lester, and Charles. Bartles. “The Russian Ground-Based Contingent in Syria.” In Russia’s War in Syria. Assessing Russian Military Capabilities and Lessons Learned, edited by Robert Hamilton, Chris Miller, and Aaron Stein, 67–87. Philadelphia: Foreign Policy Research Institute, 2020.
Head, William. “The Battles of Al-Fallujah: Urban Warfare and the Growth of Air Power.” Air Power History 60 (2013): 40.
Hoffman, Frank. Conflict in the 21st Century: The Rise of Hybrid Wars. Arlington: Potomac Institute for Policy Studies, 2007.
Hoffman, Jon T., edited by. Tip of the Spear. U.S. Army Small-Unit Action in Iraq, 2004–2007. Washington: Center of Military History, United States Army, 2009.
Howard, Michael, and Peter Paret, eds. Carl von Clausewitz on War. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1984.
Kilcullen, David. Out of the Mountain. The Coming Age of the Urban Guerrilla. New York: Oxford University Press, 2015.
Kilcullen, David. How Will the IDF Handle Urban Combat? Fighting Hamas in Gaza Will Be Difficult and Costly, Foreign Affairs, October 23, 2023.
King, Anthony. Urban Warfare in the Twenty-First Century. Cambridge: Polity Press,
2021.
Knights, M., and A. Mello. “Defeat by Annihilation: Mobility and Attrition in the Islamic State’s Defense of Mosul.” CTC Sentinel 10, no. 4 (2017): 1–7.
Maurer, Thomas. “ISIS’s Warfare Functions: A Systematized Review of a Proto-state’s Conventional Conduct of Combat Operations.” Small Wars & Insurgencies 29, no. 2 (2018): 229–244. doi:10.1080/09592318.2018.1435238.
McDermott, Roger N. Deciphering the Lessons Learned by the Russian Armed Forces in Ukraine, 2014-2017. In Russia’s Military Strategy and Doctrine, edited by Glen E. Howard and Matthew Czekaj, 363. Washington: The Jamestown Foundation, 2019.
O’Donnell, Patrik. We Were One. Shoulder to Shoulder with the Marines Who Took Fallujah. Philadelphia: Da Capo Press, 2006.
Richemond-Barak, Daphné. Underground Warfare. New York: Oxford University Press, 2018.
Thomas, Timothy. Russian Lessons Learned in Syria. An Asseement. Bedford: The MITRE Corporation, 2020.
Townsend, Stephen. Multidomain Battle in Megacities Conference. New York: Fort Hamilton, 2018. https://www.youtube.com/watch?v=ARz0l_evGAE.
Wasser, Becca, Stacie L. Pettyjohn, Jeffrey Martini, Alexandra T. Evans, Karl P. Mueller, Nathaniel Edenfield, Gabrielle Tarini, and Ryan Haberman. The Air War Against the Islamic State. The Role of Airpower in Operation Inherent Resolve, edited by Zeman, Jalen. Santa Monica: Rand Corporation, 2021.
West, Bing. No True Glory: A Frontline Account of the Battle for Fallujah. New York: Bantam Book, 2005.
West, John. Fry the Brain. The Art of Urban Sniping and Its Role in Modern Guerrilla Warfare. Lexington: Ssi, 2008. https://www.un.org/uk/desa/68-world-population-projected-live-urban-areas-2050-says-un.